Внучка донецкого художника-фронтовика Ивана Кириченко Дарья – о войне в Донбассе: Я уходила в творчество, чтобы просто остаться жить

10 ноября в Донецком республиканском художественном музее торжественно открылась выставка живописи «Связь времен», посвященная 100-летию со дня рождения известного донецкого художника Ивана Васильевича Кириченко. На выставке представлены живописные и графические работы, созданные тремя поколениями художников Кириченко – самим Иваном Васильевичем, его сыном Евгением и внучкой Дарьей. Сегодня Евгений Иванович живет и творит в родном Донецке, а вот Дарья волею судьбы оказалась в Санкт-Петербурге, и теперь славная фамилия Кириченко звучит в кругах молодых художников Северной столицы… Не затеряться в богатом талантами Питере Дарье помогают донецкий характер, дедушкина генетика, впитанная с раннего детства любовь к живописи и непрерывающаяся связь с родным городом.

Об этом молодая художница рассказала в эксклюзивном интервью пресс-службе Министерства культуры ДНР, специально приехав в Донецк на открытие выставки к 100-летию Ивана Кириченко.

Вашему вниманию – текст материала.

- Как родилась идея организации этой выставки? Она исходила от вашей семьи, либо вас донецкие музейщики поставили перед фактом, что будет такая выставка, дескать, «приглашаем, приезжайте»?

Дарья Кириченко: - Наоборот, я принимала непосредственное участие в выдвижении этой идеи. Папа (художник Евгений Кириченко – ред.) в начале года говорит: «В этом году 100 лет было бы дедушке, я собираюсь сделать выставку». Его работы в нашем художественном музее, и он вообще очень активно принимал участие в становлении Донецкого союза художников, Донецкого художественного фонда... Я же в это время готовилась к своей первой выставке в Петербурге и сказала: «Папа, тогда нужно делать выставку работ трех поколений. Давай попробуем! Он немного переживал, как мы это все успеем, в итоге он организовывал, а я уже подтянулась со своими работами. Я смогла привезти сюда только четыре картины – границы между государствами усложняют процесс, к сожалению.

- В работах вашей династии присутствуют общие черты, генетика, так сказать? Либо каждый берет чем-то своим?

Д.К.: - У дедушки было полностью академическое живописное образование, у папы – изначально дизайнерское, но академизм для него очень важен. Это была основа его обучения. У меня же сначала было академическое живописное образование, полученное здесь, в Донецке, а потом уже дизайнерское – в Питере. Кстати, мы все учились по 10 лет... То есть академизм у нас у всех троих лежит в основе, но у каждого в творчестве все же есть свое – своя дорога, свои идеи, композиционные решения.

- Какие воспоминания у вас сохранились о дедушке – Иване Кириченко? Как он творил? Чему вас учил?

Д.К.: - Дедушка изначально был человек широкой философии. Он построил свой дом, сделал свой сад, у него цвели цветы на каждое время года, пока они цветут, – для натюрмортов. Он строил дом специально с мастерской на втором этаже, где даже южных окон не было – чтобы в дневное время можно было писать при правильном освещении. И я во всём этом росла. Папа говорит, что когда я в первый раз взяла кисточку, я ее уже взяла «правильно». Я рисовала с самого детства, и дедушка со мной был всегда очень суров. Он еще был с нами, когда я ходила в художественную школу, и он относился очень строго к моим работам, критиковал, говорил, что все еще впереди, это еще начало. Он не был человеком, который может расплываться в комплиментах и похвалах. Он нас очень любил, у нас были мягкие отношения, но всё, что касалось искусства, у него было очень критично.

- Но наступил момент, когда он сказал – ну вот, теперь я вижу, что ты чего-то добилась?..

Д.К.: - Наверное, это все было впереди, но дедушки уже не стало... Сейчас я смотрю его работы – они просто репинского уровня, эти все акварели, эти фронтовые зарисовки… Когда я их сейчас вижу, я осознаю глубину генетических корней, которые мне передались. Его работы вызывают у меня восторг. Бабушка была его музой – у нас очень много альбомов, набросков, он все время рисовал бабушку, и тут же планировал какие-то крупные композиции. У него были работы и на коммунистические темы, он писал натюрморты, пейзажи, портреты, в самое последнее время уже были небольшие натюрморты… И вот этот самый большой портрет – он садился и, глядя на себя в зеркало, писал. Такие у меня воспоминания… К сожалению, мы много не общались на тему искусства, потому что я была еще слишком маленькая. Но сейчас это общение продолжается – через его работы. Это для меня очень серьезная поддержка.

– Вы сейчас живете в Петербурге – культурной столице, где, как говорят, каждый первый играет на каком-то музыкальном инструменте, а каждый второй – пишет картины. Ваша, с одной стороны, генетическая база, а с другой – «донецкая закваска», как-то сказываются на вашей жизни, творчестве, интеграции в петербургскую культурную среду?

Д.К.: - Что касается Петербурга, то я уже пошла по папиным стопам – папа ведь тоже учился в Петербурге, и я поступила на то же отделение. Он учился у многих потрясающих мастеров, некоторых из них застала и я, они уходили прямо при мне... Это тоже была очень серьезная связь преемственности,. Сама по себе «Муха» (с 1953 по 1994 год год Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени А.Л. Штиглица именовалась Ленинградским высшим художественно-промышленным училищем имени В. И. Мухиной – ред.) – это, наверное, одно из самых красивых зданий Петербурга, мы учились буквально в музейных помещениях.

Что же касается «донецкого начала» в моем творчестве, то это – очень сильные эмоции и яркие цвета. Потому что Петербург – это такая очень сложная серая цветовая гамма. И я могу сказать, что мне помогает этот фундамент, который я взяла в Донецке.

- Трагические донбасские события нашли какой-то отголосок в вашем сердце и творчестве?

Д.К.: - Я могу сказать так, как сказал мой папа, – а он здесь был во время всех этих военных действий, вообще не уезжал из Донецка, только в прошлом году  буквально на 2 недели ездил нас проведать. Так вот, он сказал, что будет своим творчеством изгонять весь этот ужас, выдавливать его позитивом своих работ. И я с ним полностью согласна. Конечно, я очень сильно переживала, но я не могла это видеть и слышать. Я понимала, что эмоциональное внедрение в эту ситуацию просто начало бы меня взрывать и уничтожать. Поэтому я с головой ушла в творчество. Эта война ввела меня в такие глубокие переживания, что в итоге я поняла: ничего не могу сделать, только рисовать... Вся моя выставка, которая получилась в Петербурге, и вот эти четыре работы, которые я привезла сюда, – в общем-то, это тоже плоды той деструкции. Я уходила в творчество, чтобы просто остаться жить, потому что у меня голова не воспринимала, как может происходить такой идиотизм. Войны, которые неоднократно переживала наша земля, побудили многих композиторов и художников к созданию произведений, память о которых остается навсегда. И я тоже пошла по этому пути, потому что для меня он был единственным…