Гендиректор Донецкого краеведческого музея Денис Кузнецов: Военные события усилили нашу любовь к родному краю и интерес к своей истории
Донецкий республиканский краеведческий музей в ряду музеев Республики занимает особое место. Он является главным хранителем истории нашего края, и за эту честь ему довелось пережить тяжелые испытания. Как известно, в 2014 году, в один из периодов наиболее ожесточенных боевых действий музей трижды (14, 20 и 23 августа) подвергался сильнейшим обстрелам украинской реактивной артиллерии. История Донбасса прицельно уничтожалась – но уничтожить себя не позволила. В сравнительно короткое время музей в буквальном смысле восстал из руин, и сегодня, залечивая шрамы, полноценно и продуктивно работает, одну за другой открывает экспозиции и активно строит планы на будущее.
Обо всем этом в интервью пресс-службе Министерства культуры ДНР рассказал генеральный директор Донецкого республиканского краеведческого музея Денис Кузнецов.
- Почти два года прошло с того времени, как Донецкий краеведческий музей подвергся массированным обстрелам украинской армии. Какова ситуация в учреждении на сегодняшний день? Что уже восстановлено, что еще предстоит?
Д.К.: - Как вы правильно сказали, два года назад, в августе 2014 года музей подвергся обстрелам и в результате получил масштабные разрушения. На сегодняшний день по личному приказу Главы Республики Александра Захарченко, который он озвучил на годовщине своей инаугурации, полностью выполнены ремонтные работы 1 очереди. То есть, по большому счету, «борьба за выживание» музея окончена. Сейчас в перспективе у нас – ремонтные и реэкспозиционные работы второй очереди. Идет активное остекление музея. Это все представляет собой довольно длительный процесс, связанный с тем, что после обстрелов были полностью разобраны экспозиционные залы музея. Это более 20 залов – 23 экспозиционных плюс 2 выставочных.
Подчеркну, что в процессе реэкспозиционных работ мы не повторяем старые залы, а создаем принципиально новые. У нас новый подход к созданию экспозиций, связанный с рядом моментов. Момент номер один: у нас существовали старые экспозиционные залы, которые не переделывались со времен Советского Союза. Тогда бытовала такая практика: часть музейных материалов должна была быть общесоюзного значения и отражать ту или иную страницу истории всего Союза, часть – республиканского, и еще часть – местная. И иногда, когда местный музей не мог обеспечить нужный объем материалов по тому или иному периоду истории или теме, то использовались копийные материалы. Это нельзя назвать положительной практикой с точки зрения интереса для посетителя. Да, идеологическая направленность этого требовала, но не всегда наполнение соответствовало поставленной задаче. Экспозиции получались недостаточно содержательными и малоценными с исторической точки зрения – ведь посетителям демонстрировались копии копий документов. Сейчас мы в такие идеологические рамки и рамки экспозиционного показа не поставлены, поэтому имеем возможность работать в этом плане более свободно. И тут моя принципиальная позиция такова: любой экспозиционный зал должен быть очень насыщен в материальном плане и должны быть какие-то крупные узлы, вокруг которых строятся экспозиционные залы. Это баланс выдержать сложно, но необходимо – для того, чтобы, с одной стороны, экспозиция представляла ценность для исследователей и была правильной с исторической точки зрения. И в то же время – чтобы выставочный зал был интересен обычному простому посетителю, то есть чтобы на том или ином экспозиционном материале могла быть проведена экскурсионная работа любого уровня – как для самых маленьких детей, так и для серьезных исследователей, студентов профильных вузов и так далее.
- А как вообще придумываются темы экспозиций? Понятно, что есть объективные поводы, связанные с теми или иными событиями и датами. Но есть же еще и тематические экспозиции, и их в Донецком краеведческом музее открывается немало. Как рождаются идеи их создания – коллегиально, либо у вас есть конкретные сотрудники, их генерирующие?
Д.К.: - На сегодняшний день мы перешли к коллекционному показу без привязки к хронологии. Тут есть тоже два объективных момента. Во-первых, мы сейчас восстанавливаем экспозиционные залы для того, чтобы дать максимальный результат, потому что экспозиции – это лицо музея, и нам надо вести работу непрерывно. В первую очередь мы ищем наименее пострадавшие помещения и, соответственно, открываемся там. Это нарушало бы хронологию, если бы мы к ней привязывались, – потому что в этом случае залы должны идти поочередно, а, к примеру, первый этаж у нас наиболее разрушен. Если точнее, то первый и четвертый. То есть на сегодняшний день мы не можем одновременно показывать хорошие темпы работы по реэкспозиции и соблюдать хронологию. Но, слава Богу, мы в эти рамки сейчас не поставлены. Краеведческий музей, в отличие от остальных музеев, является более универсальным, поскольку в нем можно показать буквально все сокровища родного края, все моменты его истории. Поэтому в данном вопросе нас это выручает.
Второй момент заключается в том, что мы действительно сохранили школу старых экспозиционеров, еще советских. Это своеобразное «ядро», уже достаточно возрастные люди. Они работали над созданием выставок не только по тогда еще Донецкой области, а и на более высоком уровне. Например, экспозицию музея Пирогово в Киеве, посвященную нашему региону, создавали как раз сотрудники Донецкого краеведческого музея. Когда музей пострадал в результате обстрелов, многие из них участвовали в очень тяжелых восстановительных работах – еще до того, как нам помогло Министерство по чрезвычайным ситуациям и Правительством ДНР были выделены деньги… Так вот, на ученых советах, которые у нас в музее проходят ежеквартально, нашим сотрудникам ставятся задачи, в выполнении которых они имеют большую свободу действий. Они вольны сами выбрать тему, конечно, ее согласовав. По данному вопросу принимается коллегиальное решение, причем администрация музея имеет равный голос наряду со всеми остальными. Если у ученой части нет принципиальных возражений относительно выбранной темы, мы создаем эти экспозиции. При этом, безусловно, всегда играет роль состояние фондовых коллекций, то есть наше фондовое наполнение, которое может быть использовано при формировании того или иного зала.
- Каков на сегодняшний день объем фондов музея? В различных публикациях неоднократно приходилось читать, что при обстрелах пострадала, в общем-то, их незначительная часть. Чем же сегодня богат музей, и есть ли в его распоряжении нечто такое, что посетители еще не видели?
Д.К.: - На сегодняшний день могу оперировать такой цифрой: Донецкий краеведческий музей сосредотачивает у себя свыше 150 тысяч экспонатов. Более точная цифра появится в конце года. Отмечу, что жители ДНР сейчас занимают очень активную гражданскую позицию, помогают, приносят нам интересные экспонаты из домашних, семейных «хранилищ». Вообще, нынешние события дали огромный толчок к усилению у людей любви к своему краю, интереса к своей истории и активизации участия в процессе ее сохранения.
Кроме того, в прошлом году в наш профессиональный праздник – Международный день музеев – Глава Республики передал Донецкому краеведческому музею коллекцию монет. В ней – более 5 тысяч наименований. Мы актами все это принимали в течение нескольких дней, причем пришлось активно задействовать фотофиксацию, потому что невозможно было по-другому актировать в такие сроки. И сейчас в составе одного из отделов постоянно работает группа из пяти человек, которые занимаются описанием данной коллекции. В обозримом будущем на базе этой коллекции будет создан Зал нумизматики. Это – в планах.
Что же касается пострадавшей части фондов, то, действительно, цифра минимальна. На фоне общего объема фондов в 150 тысяч единиц пострадало всего лишь несколько десятков экспонатов. Причем эти оценки разнятся, потому что часть коллекции была спасена. Как вы знаете, пострадали чучела животных, многие из них были достаточно старыми, весьма профессионально в свое время сделанными. И, к сожалению, сейчас крайне сложно этими вещами укомплектоваться в пределах нашей Республики. А завозить из-за рубежа – очень сложно таможенникам с этим работать. Однако работа в этом направлении ведется, налажены определенные контакты с россиянами.
- Весной в Донецкий краеведческий музей приезжали коллеги из Ярославля. Тогда общественности был презентован проект по оцифровке музейных экспонатов с созданием 3D моделей. Было заявлено, что данный проект – масштабный и долгосрочный. Когда он получит продолжение и какую часть музейного фонда планируется охватить оцифровкой?
Д.К.: - Работа в этом направлении продолжается прямо сейчас в городе Енисейске Российской Федерации – там проходит коллективная экспедиция российских специалистов и нашего представителя. Наш специалист был туда приглашен, причем все расходы взяла на себя принимающая сторона. И сейчас у них происходит активный обмен опытом. Наш сотрудник по специализации – геолог, россиянам эта тема также интересна, поскольку геология и археология зачастую пересекаются. Они, в свою очередь, его сейчас обучают оцифровке. Эта работа будет продолжаться. Какой процент они готовы охватить, я не готов сейчас сказать, поскольку еще не видел темпа работы. Пока они делали только пробные модели. Красиво, но специалист из Ярославля сюда приехал в командировку и успел за неделю сделать 5 единиц. А сколько сможет сделать наш обученный человек, какая для этого необходима техника, какими программами он должен владеть, насколько он будет квалифицирован и сможет ли еще подготовить людей – я затрудняюсь сейчас вам ответить.
Теоретически самые аттрактивные экспонаты будут постоянно оцифровываться и демонстрироваться. У нас в музее есть другой специалист, который из цифровых моделей может делать видеопрезентации. То есть мы к данной работе готовы. Мы вообще думали уже при открытии первого зала археологии демонстрировать этот видеоряд. поскольку на мультимедийные киоски, я думаю, мы пока не выйдем по стоимости. Но эта цель однозначно перед нами стоит. Люди приехали к нам впервые еще в конце 2014 года, сами предложили свою помощь, и все это время они приезжают, приглашают к себе наших специалистов… То есть мы работаем в тесной связке, и поддержка российских коллег ощущается безусловно.
- Сейчас лето, затишье по экскурсиям, у детей каникулы, у взрослых – отпуска… А чем занимаются в этот период сотрудники музея?
Д.К.: - Летом сотрудники музея, как это ни парадоксально, тоже работают (улыбается – ред.). Хотя, конечно, определенные поблажки имеют место, поскольку жарко и не всегда есть возможность без остановки выполнять какие-то тяжелые физические работы. А реэкспозиция и выставочная работа – это как раз зачастую очень тяжелый физический труд. При этом, как правило, в музеях коллективы женские, и на мужчин ложится двойная нагрузка…
Что касается археологов, то сейчас у них – летний сезон работы. В прошлом году у нас была совместная экспедиция с Донецким национальным университетом в селе Обрыв Новоазовского района. В нынешнем году там снова проходит археологическая экспедиция – студенты исторического факультета под руководством специалистов-археологов университета и нашего музея получают практические знания. Также состоялась экспедиция отдела природы музея в ландшафтный парк «Меотида» - там собирался материал о растительности. Сейчас опять-таки в село Обрыв едет наш ведущий этнограф Любовь Андреевна Лыганова. Она изучит местный материал на предмет его ценности с музейной точки зрения.
- В связи с тем, что территория Донецкой Народной Республики на сегодняшний день значительно меньше, чем территория бывшей Донецкой области, насколько сильно ощущается нехватка пространства для экспедиций?
Д.К.: - Не могу сказать, что сильно. Я сейчас поясню. Ядро нашей донецкой археологии – это в любом случае степная культура, культура номадизма, курганы и курганные группы. По разным подсчетам, в Донбассе насчитывается до 10 тысяч курганов. По крайней мере, 8 тысяч точно есть – они паспортизированы. В свое время один из донецких губернаторов падал в обморок от этой цифры, поскольку, как он говорил, «нигде нельзя ни сеять, ни строить». Но дело в том, что при музеефикации объекта в процессе раскопок полностью доходят до слоя, где уже ничего нет (так называемый «материк»), всю подъемку привозят в музей, паспортизируют, и затем памятник снимается с учета как «отработанный». Там может быть обозначение его как исторического места, но подъемного материала там уже нет. И таких мест у нас очень много.
Другое дело, что мы потеряли, – с этнографической точки зрения сейчас утерян ряд компактных поселений, например, греков Приазовья. У археологов нет возможности работать на месте поселений севера Донбасса – это известные Маяки, Сидорово и другие. В отличие от курганов, это не могилы, не гробницы, а городища – компактные поселения, где в течение долгого времени жили представители абсолютно разных культур, эти культуры смешивались, и так далее. У природоведов – та же ситуация: допустим, на севере бывшей Донецкой области у нас полностью выпала лесная зона, остались только степная и Приазовье. В этих моментах есть потери. Но в любом случае те территории Донбасса, где состоялись референдумы, мы считаем временно оккупированными. И если у нас соответствующий материал есть, мы будем его показывать – с той оговоркой, что они принадлежат временно неподконтрольным нам территориям.
- Насколько я знаю, ряд филиалов Донецкого краеведческого музея остался на противоположной стороне?
Д.К.: - Да, три наших филиала находятся на оккупированной территории. Причем каждый наш филиал – это жемчужина. Это не какой-то объект, который надо было открыть, чтобы побороться за показатель и в каком-нибудь районе открыть очередной музей «прялки, зайца и рушника». Наши филиалы – действительно жемчужины, исторические места. Музей Сергея Прокофьева – в отношении его мы уже практически выходили на уровень оформления мемориального комплекса. То есть это собственно музей; поскольку он находится на родине Прокофьева, а кроме того, там есть могилы его родственников, памятник ему; есть церковь, в которой его крестили… То же самое – усадьба Немировича-Данченко в селе Нескучное Великоновоселковского района. Это – памятник национального значения. Усадьбе более 100 лет, за ней нужен уход. Там все внутренние и внешние коммуникации – из дерева, и этим надо заниматься, как вы понимаете. И третий наш филиал – это Великоанадольский музей леса. В свое время там работал такой лесовод Графф, и там была первая в истории в мире эффективная попытка разведения леса в степной зоне. То есть он был на тот момент новатором, подвижником. На территории музея находится дореволюционная обсерватория, там деревянное резное крыльцо, на которое нападают шашель, долгоносики, поскольку все это находится в лесу. Ежегодно в течение всего теплого периода это крыльцо обрабатывалось от вредителей. В каком состоянии оно сейчас, я не готов сказать.
Кроме того, в распоряжении музея имеется богатейшая коллекция так называемых каменных баб, то есть каменных изваяний, характерных для степной зоны. И эта коллекция также сейчас находится на неподконтрольной нам территории. Плюс во всех мной перечисленных филиалах осталась богатейшая экспонатура – личные вещи Граффа, Прокофьева, Немировича-Данченко, Станиславского; сценические костюмы... В свое время исследователи ездили в Москву, контактировали непосредственно с Олегом Табаковым (как с руководителем Московского художественного театра им. А.П. Чехова, у истоков которого стоял В.И. Немирович-Данченко – ред.) на предмет сбора всех этих материалов. Конечно, все это осталось, мы считаем его своим и отказываться ни от чего не будем.
- Ну, а какое-то взаимодействие с той стороной, с перечисленными филиалами на сегодняшний день происходит?
Д.К.: - В свое время, когда возникла вся эта ситуация – война, блок-посты, линия разграничения, – нами был поставлен вопрос о том, чтобы сотрудникам, оставшимся там, выплачивалась заработная плата. Мы этих людей знаем, мы им доверяем, это – музейщики с большой буквы. Мы заботились о сохранении коллекции и штата с тем, чтобы люди, оставшиеся там, были главными хранителями фондов – чтобы нам потом кто-то внятно мог ответить на вопрос, где что находится и в каком состоянии. Министерство культуры ДНР нам активно помогало в данном вопросе, пошел навстречу и Глава Республики – он лично накладывал соответствующую резолюцию, и мы выплачивали людям зарплату. Они ездили через блок-посты, получали заработную плату и работали. Притом, что на тот момент уже эти музеи были полностью отключены Украиной от коммунальных услуг, поскольку они являлись нашими филиалами, оплата, естественно, происходила из головного музея в Донецке, но в связи с экономической блокадой мы не могли провести платежи. Плюс на наших сотрудников стало оказываться давление – им вменяли сотрудничество с «террористами» и «сепаратистами». И в итоге, чтобы не подвергать их жизнь опасности и понимая, что мы полностью теряем контроль над ситуацией и можем сделать только хуже, мы приняли непростое для нас решение «законсервировать» процесс до лучших времен. Хотя, по нашей информации, наши сотрудники, там живущие, музеи не оставляют, борются за их существование – вплоть до того, что в холодное время года отапливают помещения буржуйками за свой счет... При этом эти музеи не закрыты, на той стороне их все никак не могут перерегистрировать – или не хотят. Вы же понимаете, там районы сельскохозяйственные, и принятие этих музеев на украинский баланс будет означать большой удар по бюджету. Насколько я знаю, музей леса хотят прикрепить к Волновахскому музею – но тут вопрос, кого к кому еще надо прикреплять, поскольку Музей леса гораздо мощнее по всем показателям.
- Один из профильных законов, регулирующих сферу вашей деятельности - Закон «Об охране культурного наследия». В настоящее время данный законопроект передан в Народный Совет на рассмотрение и в перспективе будет принят. Какие вопросы в вашей работе требуют урегулирования с помощью данного документа и какие ожидания вы на него возлагаете?
Д.К.: - В первую очередь – это все вопросы, связанные с лицензированием. Прежде всего это касается памятников археологии, и кроме того – деятельности субъектов, занимающихся воинскими захоронениями и по упрощенной системе получавших заключения. На сегодняшний день старая разрешительная система не работает по той простой причине, что ее надо ежегодно подтверждать. Но новый механизм реализации не принят. Я думаю, после подписания Закона «Об охране культурного наследия» надо будет вырабатывать этот механизм реализации.
В части ведения археологических раскопок раньше практика была следующей. Специалист-археолог получал так называемый «открытый лист», дающий разрешение на проведение раскопок. Выдавало его Министерство образования и науки Украины, за этим разрешением ездили в Киев, в Институт археологии – непосредственными исполнителями были они. И еще одно разрешение давало Министерство культуры.
По воинским захоронениям существовала более упрощенная система. Там исследователь предоставлял прошлогодний отчет. Если там не было никаких нарушений, ему Министерство культуры автоматически выдавало разрешение при согласовании местных органов власти – областного управления культуры и территориального органа того города или района, куда специалист ехал на объект. Сейчас этого нет, и у людей возникают сложности. Пока нет закона, остаются неурегулированными вопросы ведения этой деятельности с учетом наличия воинских захоронений в связи с боевыми действиями; появления захоронений уже этой войны; ведения различных фортификационных работ; а также взрывов, происходивших на территории раскопок. И здесь необходима координация работы всех служб, а не только музейщиков. Выезжая в археологическую экспедицию, мы должны получать заключение о том, что эта территория безопасна, на ней отсутствуют необезвреженные мины и неразорвавшиеся боеприпасы… То есть механизм реализации этого закона – это тяжелая межведомственная работа, требующая консультаций, создания профильных комиссий. Но это уже – уровень компетенции Министерства культуры, а мы со своей стороны готовы принимать участие, выступать экспертами по данному вопросу. Но наш голос – совещательный и мы не являемся уполномоченным органом охраны культурного наследия. Мы в этом контексте являемся специалистами, учеными.
- Стоит ли ждать до конца текущего года каких-то крупных проектов? Что у Донецкого краеведческого музея в ближайших планах?
Д.К.: - До конца года мы при поддержке Министерства культуры хотим в плановом порядке открыть зал по истории народного образования в Донбассе. И еще мы хотим открыть один из залов – это я сейчас приоткрываю завесу тайны – по истории промышленности. По этой теме всего будет несколько залов, поскольку это – специфика нашего индустриального региона. «Изюминкой» этого зала будет присутствие в нем объемных моделей. В свое время это было очень модно, этим занимались непосредственно профильные предприятия. Они производили макеты тех или иных своих машин и механизмов, цехов, зданий заводов. Была подсветка, двигался конвейер… Но потом они перестали использоваться. Сейчас, после долгого времени, группа наших реставраторов занимается этими вещами, и мы откроем зал с модернизированными, осовремененными макетами. Их можно будет включать – безусловно, наши юные посетители не останутся равнодушными к такой экспозиции. Да и взрослые – те, кто «в теме» - будут рады. Постоянно эти модели работать не будут, но в ходе заказных экскурсий данная экспонатура будет запускаться. На научно-методическом совете будет утвержден экскурсионный маршрут, и мы начнем работать в этом направлении.
Далее. У нас на данный момент благоприятно решается вопрос с финансированием 2 очереди восстановления и реэкспозиции. Северо-западное крыло, где находился наш ключевой зал животного и растительного мира, – мы до конца года постараемся открыть и его. Здесь многое зависит от того, когда зайдут средства. И, кроме того, мы будем стараться открыть второй, менее пострадавший, но тоже поврежденный зал – «Геолого-географическая характеристика Донецкой Народной Республики». Среди горожан он более известен как «Зал мамонта».
Вот это – в ближайших планах. Что касается темпов, то наш коллектив показал, что он способен оперативно решать такие задачи. Мы за полгода открыли пять экспозиционных залов, и я не вижу причин для того, чтобы не продолжать в том же ритме работать и дальше.
- Как вы думаете, благодаря чему музей смог пережить черные дни, удержался на плаву, сумев сохранить и львиную долю фондов, и коллектив, и силу духа?
Д.К.: - На это повлияли разные факторы. Во-первых, нас не бросили, и люди это почувствовали. И Министерство культуры ДНР, и Глава Республики пошли навстречу. Приоритет развития музейного дела в Республике был обозначен на государственном уровне, и само наше учреждение было признано как одно из ведущих. Соответственно, финансировалось восстановление музея, увеличение наших заработных плат. В свое время Министерство по чрезвычайным ситуациям на безвозмездной основе нам оказало очень большую помощь. И люди поняли, что они не одни, и оказываемая им поддержка – не волонтерство, не разовая акция, а государственная политика, комплексная, постоянная работа. И те, кто остался, стали более сплоченными, более сильными. Пожалуй, так.
Вопросы задавала Анна Роговская